Семья Мусатовых: мир не без добрых людей

Нора Григорьевна Мусатова

В сегодняшней нашей передаче «Исторические прогулки» мы продолжим рассказ о семье Мусатовых, которые оказались в Чехословакии, как вы помните из нашей предыдущей передачи, совершенно случайно.

Когда родителей Норы Григорьевны после долгой «прогулки» по Праги извозчик, наконец-то привез в отель «Beránek», там уже сидело несколько совершенно перепуганных русских семей. Все они сидели совершенно ошарашенные и абсолютно не представляли, чем заниматься, и с чего начинать жизнь в Чехословакии, так как деньги практически у всех были уже на исходе. Но, как и сегодня, вы можете повстречать в Чехии русских, которые захотят вам «помочь», так и в те времена находились довольно предприимчивые соотечественники.

«И тут вдруг появился какой-то Никешка, Никита. Он, как оказалось, был уже тертый калач в Чехии. Здесь он жил уже с 1915 года, был первым военнопленным, которого взяла еще австро-венгерская армия в Первую Мировую. По всей видимости, их долго не держали в плену, а распределили по крестьянским хозяйствам. Он научился говорить по-чешски и быстро сориентировался, что к чему, и когда он увидел компанию молодых перепуганных интеллигентиков, он решил их использовать и говорит: «Пока я тут вас устрою, вы, народ образованный, отрепетируйте какой-нибудь русских спектакль, пьесу, я вас повезу по Чехии», - рассказывает Нора Григорьевна.

Собственно, молодой интеллигенции ничего другого и не оставалось, как организовать самодеятельность. А предприимчивый Никешка действительно организовал им турне по чешским селам и деревенькам. На все возражения, что мол, «мы же никогда не играли в театре», бизнесмен отвечал, что это-де неважно. Надо заметить, что настроения в тогдашней Чехословакии по отношению к русским были очень благоприятные. Некоторые чехи были за революцию, некоторые жалели несчастных русских, от революции пострадавших, кто-то просто был убежден, что это «братья-славяне».

«Отношение к ним было хорошим, тем более, что до этого чехи никогда не видели в глаза русских артистов. Русские представлялись чем-то далеким, связанным с былинами, славянами, степями, широкой русской душой… И в каждом маленьком чешском городке, в местных ресторанчиках, обычно находившихся на главной площади, где всегда собиралась местная элита. Там-то и выступала веселая компания актеров под названием «Русский национальный театр». Они выбирали к постановке водевили Чехова, сценки из «Ревизора», в общем, то, что русскому человеку известно, а здесь этого еще не знали тогда. Одним словом, они имели большой успех».

И все бы было хорошо, но прижимистый Никешка не торопился выплачивать новоявленным артистам хорошие гонорары. Порой доходило до того, что он отказывался платить чешскому хозяину заведения. Тогда хозяин выходил из себя, во время спектакля вылезал на сцену и уносил со керосиновую лампу до тех пор, пока Никешка с ним не рассчитывался. А гонорар артистов состоял из пяти крон на человека и одной селедки на двоих.

«Мама рассказывала, что однажды они хотели удрать от него, и спрашивали, далеко ли до Праги? А он им отвечал, что, мол, так далеко – не доехать! А на самом деле они находились в Ростоках под Прагой, пешком дойти можно было. Он их очень старался удержать».

Но, конечно, родителям Норы Григорьевны не терпелось уже покончить с такой кочевнической жизнью. И вот, как-то раз они оказались в небольшом городке Немецком Броде (сегодня – Гавличков Брод), где им пришлось заночевать. Надо сказать, что для молодой семьи Мусатовых такие ночлеги были настоящей проблемой. После завершения спектакля Никешка выводил актеров на сцену и предлагал зрителям взять их по домам на ночевку. Конечно, мужчины выбирали дам, женщины – мужчин, а вот паре пристроиться было практически невозможно. Но как раз визит в Немецкий Брод и повлиял коренным образом на судьбу семьи Мусатовых.

«И вот однажды в Немецком Броде, сейчас это Гавличков Брод, они оказались перед другой чешской парой – примерно их возраста. Перед ними стояли зрители, которые посмотрели спектакль, им очень понравилось, и они решили пригласить их к себе на ночлег. Он немного говорил по-русски, потому что оказался только что вернувшимся из России чешским легионером, а она совсем не говорила. Они повели их к себе в дом. Молодой художник – мой будущий отец – оглядел стены и заметил: «Какие у вас интересные картины, а кто у вас пишет?» А жена отвечает: «Это мой брат, Еник. Еник, иди сюда, тут у нас гости». И пришел Еник».

Еником оказался впоследствии ставший очень известным художник Ян Зрзавы. Несмотря на то, что отец Норы Мусатовой тогда еще совсем не говорил по-чешски, молодые художники очень быстро прониклись взаимной симпатией и подружились. Вся семья Зрзавых приняла активное участие в судьбе пары Мусатовых. Тут же было решено, что поблизости есть местечко Колин, где у Зрзавых имелся знакомый аптекарь; он впоследствии и взял маму Норы Григорьевны к себе на работу. А отцу помог Ян Зрзавы, который порекомендовал его как молодого талантливого художника в известное чешское художественное общество «Umělecká beseda» или «Художественная беседа».

Впоследствии в Чехословакии появилась русская гимназия, где отец Норы Григорьевны получил место учителя рисования. Параллельно он выставлялся в зале общества «Umělecká beseda». Новым кандидатам нужно было проходить трехгодичное испытание и выставляться на коллективных выставках с другими художниками. Очень быстро молодой Мусатов завоевал там любовь и уважение, и через три года ему уже позволили устраивать персональные выставки. Конечно, его картины покупались.

«Покупалось много, чехи покупали работы. Но потом началась оккупация, а покупали, главным образом, евреи, многие из которых уехали, слушая гитлеровские речи. Часть картин погибла, часть была приобретена Национальной галереей, она их впоследствии делила. У чехов вообще было очень принято покупать частные собрания домой. Как русские покупают книги, так чехи – живопись. Есть здесь такая традиция – домой купить картину. После папиной смерти в 1941 году мама старалась как можно меньше продавать».

Родители Норы Григорьевны были не исключением из тех русских, которые чувствовали себя в Чехословакии в гостях и, конечно же, планировали при первой возможности отправиться домой. И вот в 1920-е годы в Чехословакии появились первые советские дипломатические миссии, то есть предшественники современных консульств и посольств.

«И туда мама побежала. И побежали туда их товарищи, с которыми они приехали. Пришло очень много людей. И вдруг ее кто-то остановил, какой-то, наверное, работник этой миссии и стал ее отговаривать. В более поздние годы он, наверное, побоялся бы это делать. Стал ей говорить, что, мол, ваш муж художник, побудьте еще за границей, вы, мол, еще и в Париже не были, многого не видели. Пускай, он со всеми познакомится, а потом возвращайтесь. В общем, он ее не то что отговорил. Но задержал. А те друзья, с которыми они приехали, с которыми прошли транссибирский путь, они каким-то образом получили разрешение и уехали, обещав обязательно написать. И мама потом всю жизнь говорила, что не может такого быть, чтобы они просто не написали, это были обязательные люди. Именно это задержало родителей, потому что эти друзья как в воду канули – перешагнули границу в 1920-х годах, и на этом все кончилось».

Именно это гробовое молчание насторожило и напугало родителей Норы Мусатовой и, возможно, одновременно спасло им жизнь. Так семья, приехав в Чехословакию по чистой случайности, осталась здесь навсегда.

На этом наша передача «Исторические прогулки» подходит к концу. С вами в студии прощается Ольга Васинкевич.