«Чешский акт цветаевской драмы»

Марина Цветаева

Сегодня мы, как и обещали, продолжим рассказ о книге, посвященной литературно-театральной и концертной деятельности беженцев-россиян в Чехословакии 20-40 гг. 20-го столетия, написанную Игорем Иновым. И, чтобы полнее представить духовный облик автора книги, предоставим слово его супруге и помощнице Ирине Макаровне Порочкиной, побывавшей недавно в столице Чехии по случаю пражской презентации этого сборника.

- Игорь Владимирович, избрав в юности областью своих интересов чешскую культуру, остался верен ей и пронес любовь к чешскому языку и чешскому народу через всю свою жизнь. Даже уезжая в другие страны, он порой разыскивал там представителей чешской культуры. Например, во Франции он встречался с Туайен (чешская художница, настоящее имя Мария Черминова, 1902—1980, прим. ред), с Шимой, которые рассказали ему многое о своем творчестве. И многое из этого вошло в его книгу воспоминаний, которую он назвал «Могикане чешской культуры».

Вeрнемся к книге, описывающей чешские поприща служения искусству, благодаря которым многие россияне нашли вторую родину. «Здесь дом свой обрели» - именно это переложение первой строки чешского национального гимна было использовано в качестве названия пражской выставки 1990 г. Ее материалы явились свидетельством посильного вклада российских беженцев в развитие науки и искусства России и Чехословакии.

Пражскaя возвышенность Петршин
Не умаляя достоинств и познавательной ценности целого сборника, остановлюсь на особо тронувшей меня главе, названной «Чешский акт цветаевской драмы», где Игорь Инов описывает чешский период жизни и творчества гениальной русской поэтессы. Большую часть трех с половиной лет, проведенных в гостеприимной Чехословакии, с 1922 по 1925, Марина Цветаева, как и многие другие эмигранты из России, из-за недостатка средств прожила в окрестностях Праги, в Дольних и Горних Мокропсах, во Вшенорах. Вилла с прилегавшим к ней садом на пражской возвышенности Петршин - пик среди ее чешских пристанищ - стала местом, где, как пишет Инов, «из потрясенной души поэтессы исторглась «Поэма Горы» и подступила к горлу «Поэма Конца», увековечившие в надломленных строках трагедию двух сердец, рванувшихся навстречу друг другу и обреченных на расставание».

Несмотря на тяготы и невзгоды эмигрантской жизни Прага и Чехия очаровали Цветаеву. ...я полюбила Прагу - с первого дня, потому что Вы там учились, - писала она Р. М. Рильке, заочное знакомство с которым сопровождалось исповедальной перепиской, просачиванием в творчестве обоих поэтов доказательств огромного интереса друг к другу.

Пражские реалии запечатлены Цветаевой в обеих «петршинских» поэмах. «Серебряной зазубриной ...звезда мальтийская» - это крест духовно-рыцарского Мальтийского ордена, видневшийся из окна кафе, где объясняются герои «Поэмы Конца» (одним из героев является Константин Родзевич). Набережная, по которой они «бредут», - это берег острова Кампа, откуда по «тротуарам в шашку» рукой подать на Смихов с его «корпусами фабричными», а по улицам, что «слишком круты», к дому на склоне Петршина. Фабричные кварталы в лирической дилогии «Заводские», написанной Цветаевой в 1922 г., несут приметы пролетарского района Либень, характерные для того времени: копоть, «надышанную сирость» трактиров и «черных прачешен кашель». Социальные мотивы этих стихов и пражских поэм Цветаевой, - замечает Игорь Инов, - созвучны балладам И. Волькера, ранним произведениям Я. Сейферта, В. Незвала, составивших впоследствии славу чешской поэзии 20-го века. «Стихами к Чехии» откликнулась она на события конца 30-х годов - мюнхенский сговор, расчленение и оккупацию Чехословакии.

Интересно, что Марина Цветаева за несколько лет до переезда в Чехию почерпнула образы для своей драматургии из чешских реалий. Действие драматических сцен в стихах «Метель» разворачивается в лесах Богемии, Дама с Господином обмениваются замечаниями по поводу богемского хрусталя, а образ Казановы, мемуариста, встретившего закат своей жизни безвестным библиотекарем в чешском замке Духцов, перекочевал в созданные ею «Приключение» и «Феникса», которые она опубликовала в Праге в журнале «Воля России».

Ирина Порочкина верит, что

- эта книга, по сути, первая в своем роде, такой еще не было. И думаю, что хотя и многое на эту тему пишут, многое исследуют - и в Москве, и здесь, но книгу такого широкого охвата, наверное, еще долго никто не сможет сделать, поэтому, думаю, она займет свое место в библиотеках - и не только Праги, но и других стран, где занимаются славистикой. Поэтому она и была издана на русском языке, поскольку в Славянской библиотеке очень обширные связи со славистами других стран, которые, прежде всех, читают на русском и знают его.

После переезда в Париж Цветаева несколько раз порывалась наведаться в Чехию, однако, это не удавалось. Из-за безденежья, из-за сомнительной репутации ее супруга С. Эфрона, который, живя в Праге, высказывался за примирение эмиграции с большевистским режимом в России, а впоследствии оказался причастным к политическому террору НКВД за границей, о чем Цветаева даже не подозревала.

Горы Татры
Даже покинув Чехию, Марина Цветаева писала Борису Пастернаку о Чехословакии, о своем желании и невозможности вернуться на родину своего сына, о стремлении уединиться в горах Татрах. В завершение главы, посвященной одной из величайших поэтесс России, Игорь Инов пишет:

- Чехия - это зенит личной и поэтической судьбы М. Цветаевой, в Чехии посетило ее сильное чувство, в Чехии родился ее сын, здесь обрела она самого верного и надежного друга, в Чехии заполняла тетради в коленкоровых обложках вершинными образцами своего стихотворства, из Чехии слала письма, относящиеся к числу самых проникновенных и глубоких страниц ее эпистолярной прозы. У поэтессы были все основания сказать: «Таруса... Коктебель да чешские деревни - вот места моей души. По ним соберете.